Сам факт Блокады породил совершенно уникальный полулитературный жанр – рассказы-были о Чудесном Спасении. Полулитературный – потому что вся «литературщина» здесь, в сущности, зависит только от личности рассказчика, без пресловутого «человеческого фактора» получается документалка. Ведь всё это – чистая правда, это было на самом деле. Этот мощный фактор заставляет забыть о том, что само по себе словосочетание «Чудесное Спасение» звучит слащаво и претенциозно и вообще отдаёт святочным рассказом.

Конечно, никакой слащавости и претенциозности не может быть там, где это самое спасение является в виде высохшего куска белой булки, забытого когда-то ребёнком в ящике с игрушками; съедобных ёлочных украшений, так же забытых на антресолях за скорбными военными хлопотами (до ёлок ли?..), всех этих конфет, пряников и орехов, пылившихся себе в коробке, а потом спасших жизнь целой семьи; заныканной когда-то на шкафу бутылки водки (целое богатство – на неё можно было выменять аж буханку хлеба)… Это нам, избалованным и циничным, здесь и сейчас кажется, что всё это – какая-то ерунда и спасти по-настоящему никого не может. Но кто из нас, будем откровенны, испытывал когда-нибудь настоящий, всамделишный голод – не здоровый аппетит, а именно голод, многодневный, лютый, страшный, от которого всё болит даже во сне, а потом начинается кровавый понос, а потом человек ложится и больше уже никогда не встаёт? Блокадники до сих пор знают, что самое страшное – это когда вот так лёг, чтобы уже не встать, лёг умирать, как зверь… Вот это уже совершенно необратимо, поэтому необходимо до последнего сопротивляться – ходить, пытаться что-то делать, да хоть просто раскачиваться на месте – всё лучше, чем лежать, оцепенев и сдавшись, ещё не окончательным мертвецом, но уже не живым человеком…


( Collapse )